Вступительная статья Веры Гессе (Громовой)
«Я хотела создать ДОМ и показать молодым, что и в этой стране можно быть порядочными людьми, можно дружить и помогать друг другу, можно любить и держаться друг за друга…И я такой ДОМ создала» . Н. В. Гессе, Чикаго, США
В 1990е годы, годы нищеты, разрухи и бардака в России, Регина занималась благотворительством, получая пакеты ношеных вещей из-за границы и раздавая их тем, кто в них нуждался. Потом власти запретили подобные дела.
В 1973 году моя подруга привела меня на Пушкинскую. В кухне за столом сидела немолодая женщина в старом заношенном халате, с седыми космами. Перед ней стояла рюмка водки, и всякими неприличными словами она ругала советскую власть. Дело в том, что какой-то художник создал серию рисунков, в которых было что-то не то с точки зрения официальной идеологии. Его посадили в сумасшедший дом, в котором Наталья Викторовна его навещала. Потом его выпустили, думаю, что не без её участия. C этого дня я прилипла к этой квартире, к этой кухне, к Н.В…
Что влекло людей к этой маленькой, хрупкой женщине, с детства тяжело больной? Думаю, что её широкая натура, умение даже при самом кратком знакомстве точно определить человека. Оригинальный ум и многое другое, а по большому счёту незаурядность её личности. Н.В. была нелёгким человеком: бывала властной, иногда резкой, и я обижалась на неё, но это проходило быстро. И я уже не могла без неё, при всём благополучии моей личной жизни. “Была я в жизни нетерпима, зато страстно и горячо любима”.
О моей личной жизни: в 1974 году Н.В. познакомила меня с моим будущим мужем Анатолием Шаминым. К этому времени он вынужден был уехать из Ленинграда в Архангельск, где работал в крупном НИИ. Когда же он приезжал в Питер, то останавливался в доме у Н.В. Замысел познакомить нас у Н.В., как оказалось позже, возник уже давно. Мы с Толей вскоре после знакомства поженились и счастливо прожили 38 лет. Так что Н.В. в своём понимании нас и “решении” поженить – не ошиблась…Мы прожили интересную, яркую жизнь, несмотря на все несправедливости и безобразия, которые творились в стране.
Хочется сказать о её повседневной жизни. Дверь квартиры на Пушкинской была открыта для всех, «для званых и незваных». С моим мужем Н.В. работала в одном НИИ и, “высмотрев” его, привела к себе в дом. К ней шли с радостью и горем. У меня, например, сложилась тяжелая, с моральной точки зрения, ситуация. Женщина, которая была причиной скоропостижной и безвременной смерти моей матери, тяжело заболела. Ухаживать за ней было некому. И мне пришлось взять это на себя. Каждый раз, отправляясь к ней в больницу, я заходила к Н.В., и она находила слова, которые помогли мне пережить эту трудную для меня ситуацию.
Вновь вернусь к моим семейным делам. Я уехала к мужу в Архангельск, где и прожила 2 года. Тогда в Советской России легковые машины были таким же дефицитом, как колбаса, сапоги и прочее. Муж работал в Архангельске очень успешно, и ему была предоставлена такая привилегия, как приобрести машину. Когда мы приезжали в Ленинград, то смогли вывозить Н.В. в лес, который она так любила.
В поездках у нас случалось много всяких приключений. В 1978 году мы возвращались на машине из Архангельска в Ленинград, вместе с Н.В., гостившей у нас. По пути удалось осмотреть немало прелестных уголков. Тогда церкви и монастыри на севере только начинали восстанавливать, завлекая иностранцев, которые стали приезжать по туристским путёвкам… Не могу вспомнить название города, где мы планировали переночевать. Дело в том, что моя коллега по работе в Архангельске должна была спросить своих родственников о нашем ночлеге… Но, как выяснилось позже, она забыла сообщить им о нашем приезде.
Хозяева, немолодая пара, были испуганы. Вечерело, и мы были в “ужасе”. Но Н.В. была мудрая. Она предусмотрела всякие неожиданности. В нашем маленьком дорожном холодильнике лежал очень хороший кусок мяса. Дело в том, что в Советской России есть мясо были “достойны” только жители Москвы, Ленинграда и других крупных городов. Всем остальным мясо было как-то ни к чему. Пришлось отдать этот кусок хозяевам, которые сразу “подобрели”.
Мы переночевали, а утром отправились в путь. Через несколько часов сделали остановку в лесу, чтобы поесть и отдохнуть. Н.В. ругалась соответствующей лексикой, потому что она и Толя долго не могли разжечь костёр из-за недавно прошедшего дождя. Наконец, костёр разожгли, мы поели и поехали дальше.
Стояла белая, роскошная ночь — был разгар весны. Мы проезжали мимо покосившихся деревянных церквей, мимо речек и озер. Я была так счастлива, ведь рядом со мною в машине были два дорогих мне человека: мой муж и Н.В. Мы возвращались в город, “знакомый до слёз”, где меня ожидали встречи с многочисленными друзьями.
Вспоминается, как в 1979 году мы поехали в Сосновый Бор, теперешней АЭС ещё не было. Я осталась в машине, а Н.В. и мой муж пошли погулять. Через некоторое время я услышала громкий лай собак. Под этот лай я умудрилась уснуть. Проснулась под вечер, а моих любителей природы всё не было. Я начала волноваться. Наконец вижу Толю с Н.В. в сопровождении высокого мужчины с собакой. Собачка была огромная, чуть поменьше лошади… Далее я узнаю, что во время прогулки они наткнулись на колючую проволоку, нагнулись и под ней прошли.
Это была то ли погранзона, то ли секретное учреждение, и вход туда был запрещён. Их под конвоем привели в какую-то контору и стали куда-то названивать, предполагая, что перед ними , вероятно, шпионы…Но всё окончилось без больших потерь: нам прислали небольшой штраф, а для Н.В. эта история не имела никаких последствий,
Где-то в конце 80-х годов наша приятельница познакомила нас с одним из работников французского консульства, который пожелал прийти к нам в гости. Да ещё и с потомственной графиней,- своей женой. Не знаю, как она не упала в обморок, увидев нашу трущобу. Мне казалось самым ужасным, что наши голубые обои были все в пятнах. Дело в том, что ниже нас этажом жили пропойцы. Они периодически заражали весь подъезд клопами, которые нас просто замучили. Мы ничего не могли поделать, это была неравная борьба, пока однажды Н.В. не купила в хозяйственном магазине какой-то состав, которым мы облили стены. С того времени и по сию пору клопы в нашей квартире не заводились.
Работнику консульства мы никаких государственных секретов не выдали, по причине их незнания. (А если бы и знали, всё равно ничего бы не рассказали, потому что патриоты.) Как я поняла, наш гость собирал сведения о настроении рядовых советских граждан. Ещё раньше наши друзья проверили квартиру, подслушивающих устройств вроде не было. И мы рассказали визитёру всё, что думали о нашей жизни и нашей власти. ” В те годы дальние, глухие, в сердцах царили сон и мгла”. Власть впала в полный маразм, хотя вела страну к “зияющим высотам коммунизма”.
Некоторое время спустя, в обыкновенном советском конверте, мы и Н.В. получили приглашение во французское консульство на праздник, приуроченный к какому-то историческому событию во Франции. Н.В. была с модной причёской, в красивом платье и красивых лакированных туфлях. Такие вещи даже у спекулянтов нельзя было купить. Их ей прислали родные из загнивающей Америки. После пиршества в консульстве мы вышли на набережную Мойки, где увидели нашего знакомого, гуляющего с беленькой маленькой собачкой. Он передал мне пакет, в котором были ожидаемые нами книги. В то время можно было получить 70-ю статью просто за хранение таких книг, даже без распостранения. Когда мы вышли на Дворцовую площадь, я пришла в ужас: за нами следовало несколько человек. На их физиономиях было написано, что это “искусствоведы в штатском”. Н.В., как известно, вообще ничего не боялась, да и мой муж был не из робкого десятка. А я, скажу честно, очень ипугалась… Мы дошли до остановки на Невском проспекте, а “искусствоведы” растаяли, как сон, как утренний туман. Зачем они устроили это мероприятие? Наверное, хотели нас попугать…
Я постоянно вспоминаю многие эпизоды жизни, связанные с Н.В. Уже очень давно я поняла, что она была крупной личностью. Если бы она жила в демократической стране, то, наверное, была бы общественнным или государственным деятелем, может быть известным журналистом.
Я её любила, очень любила…